Вышагивая рядом с гражданином адмиралом, он ждал — не то чтобы с нетерпением, но с неким усталым ощущением неотвратимости. У него не было особого желания слушать предложение Тейсмана, но и не выслушать адмирала он не мог… если не хотел перестать уважать себя.
«Прекрасно, — сказал он себе, — я сохраню самоуважение и смогу, не стыдясь, смотреть в зеркало. И завтра, и послезавтра. Может быть, даже послепослезавтра. Но в конце концов кто-нибудь узнает об этом разговоре и как только это случится, мне уже никогда не придется смотреть ни в какие чертовы зеркала».
— Спасибо, что согласился пройтись, Деннис, — сказал наконец Тейсман, чей звучный голос почти заглушал свист ветра.
— Не рано ли ты меня благодаришь? — едко ответил Ле Пик. — Мне кажется, этот разговор вовсе не стоило затевать. Ты должен понимать, гражданин адмирал: гарантировать, что он останется между нами, я не могу.
— Ты говоришь так, будто уверен, что я хочу предложить тебе изменить делу народа, — подколол Тейсман.
Комиссар фыркнул.
— Конечно нет! Ты просто хотел рассказать мне о своей бесконечной преданности гражданам Председателю Пьеру и Секретарю Сен-Жюсту, которых считаешь величайшими вождями в истории человечества. Но поскольку тебе не хочется смущать их грубой лестью, ты решил сообщить мне все это на прогулке, а не в нашпигованном жучками кабинете.
Тейсман удивленно захлопал глазами и рассмеялся.
— Туше, гражданин комиссар! Но позволь задать вопрос: если ты подозреваешь меня в изменнических настроениях, то зачем вообще откликнулся на мою просьбу? Или ты решил застукать меня на компрометирующих разговорах, и у тебя в кармане записывающее устройство?
— Будь у меня такое намерение, я давно сдал бы тебя с потрохами, благо возможностей за последние три года у меня было предостаточно, — ответил Ле Пик, отводя взгляд.
Тейсман ощутил его неловкость, бывшую в какой-то мере отражением его собственной неуверенности. Им обоим сама мысль о неповиновении гражданским властям давалась непросто.
— Ты прав, — сказал, помолчав, адмирал. — Я это знал, потому и позвал тебя с собой.
Он остановился, и комиссар непроизвольно замедлил шаг и повернулся к нему.
— Гражданин комиссар Ле Пик, — спокойно сказал Тейсман, — что ты собираешься делать после нашего возвращения на Новый Париж?
— После нашего чего?
Сердце Ле Пика бешено заколотилось: неужели их отзывают в столицу? Неужели начальство узнало, что он покрывал Тейсмана, и теперь их обоих ждет примерная расправа?
— Ты этого не знал? — удивился Тейсман.
— Чего?
— Прости, Деннис, — покаянно произнес гражданин адмирал. — Приказ пришел из Октагона, но я думал, ты уже получил копию по своим каналам.
Ле Пик почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Тейсман говорил совсем не то, чего он ожидал и чего боялся.
— Меня — точнее нас — отзывают домой, чтобы я принял командование флотом метрополии. А ты стал моим комиссаром.
— Тебя…
Известие о том, что Комитет хочет поручить Томасу Тейсману возглавить флот метрополии, повергло Ле Пика в изумление. Уж не посходили ли они там с ума? Ведь флот метрополии постоянно висит над головой Комитета, как Дамоклов меч. С точки зрения политического руководства, на всем Народном флоте нем более ответственного поста. Комитет может доверить его только человеку, в чьей лояльности нет никаких сомнений, а уж гражданин Тейсман…
И тут он испытал еще большее потрясение. Да, гражданин Тейсман ненавидит Комитет лютой ненавистью, но членам Комитета это неизвестно, поскольку некий Деннис Ле Пик в своих донесениях ни о чем подобном не сообщал.
Первое потрясение сменилось подобием трепета.
«Господи, — подумал он, — они собираются вложить заряженный излучатель в руки одного из самых заклятых своих врагов и повернуться к нему спиной, понятия не имея, чем это грозит!»
И тут пришло новое потрясение. Он уже успел свыкнуться с мыслью о том, что рано или поздно — лучше, конечно, поздно, чем рано — его и Тейсмана разоблачат, и расправа над ними, как ни крутись, неизбежна. Но если им предстоит возглавить флот метрополии…
— Ты хочешь знать, что я собираюсь делать? — спросил он наконец. — Господи, старина, разве не мне следует задать тебе этот вопрос? Можно подумать, будто не ты за последние два-три года превратился в неуправляемую боеголовку!
— Будь я «неуправляемой боеголовкой», — резонно возразил Тейсман, — то давно уже наделал бы глупостей, и мы с тобой не морозили бы задницы в этом тихом закутке. Что же до моих планов, то я, честно говоря, сам пока ни в чем не уверен. Погибать мне неохота, и уж тем более погибать зря, а это, несомненно, произойдет, если я… если мы высунемся раньше времени. С другой стороны, я, как ты, наверное, уже догадался, не настроен быть хорошим мальчиком.
— Что ты хочешь этим сказать? — нервно спросил Ле Пик.
— Если мне представится удобный случай или возможность создать такой случай самому, я буду действовать.
Ле Пик вздрогнул, и адмирал предостерегающе поднял руку.
— Никаких шагов я пока еще не предпринимал, даже словом не обмолвился ни с кем, кроме тебя, — сказал он. — Но ты должен знать, какие мысли вертятся в моей голове. Имеешь право знать: я ведь хорошо понимаю, что последние годы ты прикрывал меня, а это могло дорого обойтись и тебе самому, и твоим близким. И обойдется — если я ошибусь. Но мне необходима твоя поддержка: я хочу, чтобы до поры ты продолжал меня прикрывать, а когда придет время бросить кости, встал рядом со мной. — Он замолчал, а затем спокойно продолжил: — Не стану скрывать, Деннис, даже когда я приму командование столичным флотом, шансы добиться чего-то большего, чем массовое кровопролитие, будут невелики. Скорее всего нас разоблачат и поставят к стенке прежде, чем мы успеем подготовиться к выступлению. Несколько ниже вероятность того, что мы успеем-таки выступить, но будем разбиты и погибнем в бою или опять-таки окажемся у той же стенки. Ничуть не более удачным представляется мне и вариант, при котором мы развяжем гражданскую войну, что сделает Республику беззащитной перед манти. Шансы на то, что нам действительно удастся устранить Комитет, по сравнению со всеми перечисленными возможностями невелики, но если этого вообще можно добиться, то, конечно же, действовать надо не здесь. а в столице…