И они сделали это! Она пыталась хотя бы отчасти донести до них свою благодарность, но, увы, это было невозможно. Им недоставало присущей ей способности различать за невыразительными словами подлинные, глубинные чувства. И все ее усилия ни на йоту не сократили водопад преданности изливавшийся на нее.
Вот если бы…
Мелодичный звук гонга — негромкий, но пронзительный — ворвался в ее мысли, когда первый бот начал заход к причалу. За ним следовали и другие малые суда, включая десятки ботов трех тяжелых эскадр вышедших навстречу «Фарнезе» и более десятка пассажирских шаттлов с планеты Сан-Мартин. Они выстроились позади головного бота, и при виде этой очереди она едва сумела сдержать вздох облегчения. Ей и ее старпому Уорнеру Кэслету удалось набить «Фарнезе» под завязку, и точно так же были набиты людьми все прочие корабли Елисейского флота. К счастью, системы жизнеобеспечения военных кораблей создаются со значительным резервом: они выдержали, хотя работали на пределе возможностей и теперь нуждались в серьезном ремонте. Да и на людях, набившихся на борт как сельди в бочку, скученность сказывалась далеко не лучшим образом. Прибывшим пассажирским челнокам предстояло переправить людей Хонор на гористую поверхность Сан-Мартина. Планету со столь сильным тяготением едва ли можно назвать курортом, но там, по крайней мере, хватало места, а после двадцати четырех стандартных дней, проведенных чуть ли не друг у друга на голове, двойное увеличение веса казалось не столь уж высокой платой за роскошь свободного пространства. Как это здорово, если можно потянуться, не рискуя ткнуть кому-нибудь в глаз!
Но при всей важности скорейшей эвакуации людей основное внимание Хонор было приковано к головному боту, ибо она знала, кому он принадлежит. Этого человека она не видела более двух лет. Она думала, она надеялась, что те сомнительные чувства, которые она некогда испытывала по отношению к нему, растаяли за это время без следа. Однако теперь стало ясно, что она ошибалась: ее собственные эмоции вихрились, бурлили и клокотали чуть ли не сильнее, чем чувства окружающих.
Командующий Восьмым флотом, Зеленый адмирал КФМ Хэмиш Александер, тринадцатый граф Белой Гавани, напрягал все силы, сохраняя невозмутимое выражение лица, пока бот «Бенджамина Великого» приближался к линейному крейсеру ЕКФ «Фарнезе». Стараясь отвлечься, граф принялся размышлять о том, что вообще может обозначать аббревиатура «ЕКФ». «Надо будет спросить», — отметил он про себя, присматриваясь к кораблю. Тот неподвижно висел на фоне ярких звезд, достаточно далеко от Сан-Мартина, чтобы никто лишний не узнал о нем и его хевенитском происхождении. «Придет время признать его существование, но не сейчас», — подумал граф глядя через иллюминатор на корабль, по логике никак не могущий находится здесь. Нет, не сейчас.
Линейный крейсер класса «Полководец» выглядел внушительно. Он обладал грациозной стройностью, свойственной крейсерам, хотя по размеру превосходил корабли Королевского флота, относившиеся к классу «Уверенный». Разумеется, в сравнении с флагманским супердредноутом самого графа корабль был невелик, но объективно представлял собой мощную боевую единицу. Белая Гавань знал характеристики «Полководцев», читал подробные разведывательные рапорты относительно данного класса, а корабли под его командованием уничтожали «Полководцев» в бою, однако увидеть сам крейсер вблизи ему довелось впервые. По правде сказать, он и не думал, что ему выпадет в жизни такой случай: разве что в отдаленном грядущем, когда в Галактике вновь воцарится мир.
«Впрочем, — мрачно напомнил себе граф, — мир воцарится очень не скоро. И даже будь у меня какие-либо сомнения на сей счет, достаточно бросить один взгляд на „Фарнезе“, чтобы развеять их без остатка».
Пилот бота, повинуясь приказу адмирала, зашел к крейсеру с правого борта, и граф стиснул зубы. Повреждения с этой стороны были ужасны: мощная, многослойная броня покоробилась, все сенсоры, все противоракетные лазерные кластеры были разворочены или снесены. На этом борту едва ли осталось хоть какое-то действующее оружие, а генераторы защитного поля работали еле-еле, если вообще работали.
«Как раз в ее стиле, — хмуро и чуть ли не сердито подумал граф. — Ну почему, ради Христа, эта женщина никогда не возвращается на целом, неповрежденном корабле? Что за дьявол заставляет ее…»
Он заставил себя мысленно заткнуться, и его губы изогнулись в сардонической усмешке. Не подобает распускаться флотоводцу его ранга. Совсем недавно (всего семь часов двадцать три минуты назад) граф, как и весь Мантикорский альянс, был уверен, что Хонор Харрингтон мертва. Как и все остальные, он видел голографическую запись ее казни и даже сейчас поежился, вспомнив, как открылся люк виселицы и тело Хонор…
Адмирал вышвырнул из головы эту картину и зажмурился. Ноздри его затрепетали, поскольку перед внутренним взором предстала другая картина, появившаяся на дисплее менее восьми часов назад. Наполовину парализованное, но волевое, четко очерченное лицо. Лицо, которое он уже не чаял увидеть снова.
Граф заморгал и глубоко вздохнул. В его голове теснились мириады вопросов, и он прекрасно знал, что отнюдь не один такой любопытный. Каждый журналист в пространстве Альянса — и, без сомнения, половина из пространства Лиги, — пойдет на что угодно — посулы, взятки, мольбы, угрозы, — лишь бы разузнать малейшие подробности этого поразительного спасения. Но любые вопросы, пусть они и не давали покоя самому графу Белой Гавани, все же были второстепенными, почти несущественными в сравнении с тем простым фактом, что она жива.